МИР МЕНЯЕТСЯ...
*
Я много хожу по земле.
Ещё иногда я езжу на велосипеде.
Не за ради здоровья, а просто потому, что люблю эту двухколесную штуковину.
Велосипед это такое же устройство познания мира, как телескоп или микроскоп.
…В детстве мы много мотались по гарнизонам, и всё имущество нашей семьи до семи лет состояло из нескольких чемоданов и коробки с книгами. Велосипед был очевидной помехой, и я вырос без велосипеда.
Ездить на нём я учился уже подростком в деревне. Мои деревенские сверстники к этому времени уже осваивали мотоциклы «Восход2М» и «Минск», которыми были завалены сельские магазины, а я только добрался до велосипеда.
Но может быть, поэтому мои ощущения как велосипедиста особенно остры.
И в этом сезоне я для себя ясно подтвердил то, что впервые почувствовал в прошлом сезоне.
Мир меняется!
Ещё в прошлом году горка, на которую я взбирался, порядком выматывала меня и, вдруг, в этом сезоне я с лёгкостью въехал на неё. В первую минуту я - было дело - возгордился, вот мол, я со своей простреленной ногой и пробитым «спаечным» лёгким ещё очень даже ничего мужчинка!
Но жизнь меня давно приучила трезвей смотреть на себя, и не очаровываться неожиданными победами. В конце-концов, у меня был ещё один тест – возвращение.
…В прошлом сезоне на пути домой я обожал по этой горке «сваливаться в пике», давая полную волю колёсам и всем скоростям, так, что уже на половине спуска сердитый ангел-хранитель холодными ладонями наполненными ветром упирался в грудь, сдерживая мою прыть, как заботливый родитель придерживает расшалившегося малыша.
И, возвращаясь домой, я конечно с нетерпением ждал знакомого спуска. Наконец я выкатился на вершину горба дороги.
Первое, что меня удивило – горка больше не была такой крутой, какой она запечаталась в моей памяти. Она как-то сгладилась, осела, распрямилась... Но размышлять времени не было, и я рванул вниз, дав полную волю ногам.
…Странно, но в этот раз чувство разгона, не приходило и ангел совершенно «протокольно» лишь на самом разгоне слегка тормознул меня ветром и тут же вернулся к своим делам.
...Есть память мышц, есть память дыхания, есть память «вестибулярки», и все они отказывались сочетаться с реальностью.
Но главное подтверждение я получил уже около дома. Считывая показания компьютера, я механически пробежался по его опциям и неожиданно наткнулся на показатель максимальной скорости. Там стояла цифра 35! Я ещё раз «пролистал» опции. Ошибки не было – 35 километров это была максимальная скорость. Но ведь в прошлом сезоне на этой горке я обычно разгонялся до 45 километров и даже до 50!
Без всякого человеческого вмешательства, ремонтов и отсыпок возвышенность размером примерно километр на полтора километра с перекрёстком дорог, лесом и жилым кварталом осела и сгладилась…
Мир вокруг нас меняется. И мы не замечаем этого.
Когда едешь на машине, когда трясёшься в автобусе или когда тебя протаскивает через мумифицированный кишечник метро, ты не замечаешь изменение мира. Из-за машин мы все живём на плоском как стол мире. Механические лошадиные силы заставили нас забыть про подъёмы и долгие «тягунки» городских холмов. Скорость просто вырывает нас из мира, и лишь на остановках, в ходе коротких бросков от салона машины до подъезда или двери магазина мы изредка рассеянно и лениво смотрим вокруг и ничего не замечаем.
Но когда ты двигаешься на скорости МИРА, то вдруг обнаруживаешь что он меняется.
...Я заметил, что дорога через лес к метро очевидно СЖАЛАСЬ примерно на полкилометра, а поле за соколиным питомником наоборот выгнулось в высокий холм и вытянулось почти на треть.
Мир меняется.
Меняется течение времени, меняется его плотность. Как на почти пустой магнитофонной бобине оно двигается то рывками, то разгоняется, то вдруг замирает.
И всё живое вокруг видит, как мир меняется. Это знание ломает привычные циклы жизни.
Деревья выпускают листву прямо из мёртвой как спёкшийся шлак коры стволов.
Безумные птицы разбиваются о наши окна.
Они видят, как мир меняется.
И это сводит их с ума…
фото: Владимир Пашков, Марат Титов
Я много хожу по земле.
Ещё иногда я езжу на велосипеде.
Не за ради здоровья, а просто потому, что люблю эту двухколесную штуковину.
Велосипед это такое же устройство познания мира, как телескоп или микроскоп.
…В детстве мы много мотались по гарнизонам, и всё имущество нашей семьи до семи лет состояло из нескольких чемоданов и коробки с книгами. Велосипед был очевидной помехой, и я вырос без велосипеда.
Ездить на нём я учился уже подростком в деревне. Мои деревенские сверстники к этому времени уже осваивали мотоциклы «Восход2М» и «Минск», которыми были завалены сельские магазины, а я только добрался до велосипеда.
Но может быть, поэтому мои ощущения как велосипедиста особенно остры.
И в этом сезоне я для себя ясно подтвердил то, что впервые почувствовал в прошлом сезоне.
Мир меняется!
Ещё в прошлом году горка, на которую я взбирался, порядком выматывала меня и, вдруг, в этом сезоне я с лёгкостью въехал на неё. В первую минуту я - было дело - возгордился, вот мол, я со своей простреленной ногой и пробитым «спаечным» лёгким ещё очень даже ничего мужчинка!
Но жизнь меня давно приучила трезвей смотреть на себя, и не очаровываться неожиданными победами. В конце-концов, у меня был ещё один тест – возвращение.
…В прошлом сезоне на пути домой я обожал по этой горке «сваливаться в пике», давая полную волю колёсам и всем скоростям, так, что уже на половине спуска сердитый ангел-хранитель холодными ладонями наполненными ветром упирался в грудь, сдерживая мою прыть, как заботливый родитель придерживает расшалившегося малыша.
И, возвращаясь домой, я конечно с нетерпением ждал знакомого спуска. Наконец я выкатился на вершину горба дороги.
Первое, что меня удивило – горка больше не была такой крутой, какой она запечаталась в моей памяти. Она как-то сгладилась, осела, распрямилась... Но размышлять времени не было, и я рванул вниз, дав полную волю ногам.
…Странно, но в этот раз чувство разгона, не приходило и ангел совершенно «протокольно» лишь на самом разгоне слегка тормознул меня ветром и тут же вернулся к своим делам.
...Есть память мышц, есть память дыхания, есть память «вестибулярки», и все они отказывались сочетаться с реальностью.
Но главное подтверждение я получил уже около дома. Считывая показания компьютера, я механически пробежался по его опциям и неожиданно наткнулся на показатель максимальной скорости. Там стояла цифра 35! Я ещё раз «пролистал» опции. Ошибки не было – 35 километров это была максимальная скорость. Но ведь в прошлом сезоне на этой горке я обычно разгонялся до 45 километров и даже до 50!
Без всякого человеческого вмешательства, ремонтов и отсыпок возвышенность размером примерно километр на полтора километра с перекрёстком дорог, лесом и жилым кварталом осела и сгладилась…
Мир вокруг нас меняется. И мы не замечаем этого.
Когда едешь на машине, когда трясёшься в автобусе или когда тебя протаскивает через мумифицированный кишечник метро, ты не замечаешь изменение мира. Из-за машин мы все живём на плоском как стол мире. Механические лошадиные силы заставили нас забыть про подъёмы и долгие «тягунки» городских холмов. Скорость просто вырывает нас из мира, и лишь на остановках, в ходе коротких бросков от салона машины до подъезда или двери магазина мы изредка рассеянно и лениво смотрим вокруг и ничего не замечаем.
Но когда ты двигаешься на скорости МИРА, то вдруг обнаруживаешь что он меняется.
...Я заметил, что дорога через лес к метро очевидно СЖАЛАСЬ примерно на полкилометра, а поле за соколиным питомником наоборот выгнулось в высокий холм и вытянулось почти на треть.
Мир меняется.
Меняется течение времени, меняется его плотность. Как на почти пустой магнитофонной бобине оно двигается то рывками, то разгоняется, то вдруг замирает.
И всё живое вокруг видит, как мир меняется. Это знание ломает привычные циклы жизни.
Деревья выпускают листву прямо из мёртвой как спёкшийся шлак коры стволов.
Безумные птицы разбиваются о наши окна.
Они видят, как мир меняется.
И это сводит их с ума…
фото: Владимир Пашков, Марат Титов