ПУТЬ МЕЧА
В вагоне метро было почти пусто и, сев у поручня, я осторожно поставил пакет между ног.
Поезд тронулся, за окнами замелькали рёбра тоннельных тюбингов.
Под пальцами, сквозь пластик пакета прощупывались округлые рёбра ножен.
…Эта катана была выкована в 1650 году кузнецом Аватагучи Фудзивара, ставшим в последствии известным под именем Тадацуна, основателем легендарной династии кузнецов Тадацуна из Осаки.
350 лет назад из огня и ледяной воды она появилась на свет. Руки опытного полировщика сняли с клинка родовую коросту омертвевшей в огне обмазки, очистили, отполировали. И глаза полировщика впервые увидели его неповторимый хамон – О-мидаре яхадзу ха – выемка на торце стрелы для тетивы лука.
Это был великолепный клинок.
Tohsin - 94,5 cm.
Nagasa - 72 cm.
Nakago - 23 cm.
Sori - 2 cm.
Moto kasane - 8 mm.
Saki kasane - 5 mm.
Moto haba – 3,2 cm.
Saki haba – 2 cm.
Kisaki – 4 cm.
Shinogi Tsukuri Iori
Boshi – Ko-maru
Для кого он был выкован?
Сейчас это уже почти невозможно установить.
Но, безусловно, это был родовой меч.
Его передавали из поколения в поколение. За свою долгую жизнь он был дважды укорочен. Первый раз, ещё в то время, когда жизнь и судьба меча были коротки как вспышка молнии. Тяжёлый кавалерийский меч – скорее всего - тати, был укорочен на пять сантиметров и лишился половины своего последнего иероглифа в подписи кузнеца и стал катаной.
17 век и начало 18-го особое время в истории Японии. Именно в начале 17 века в Японии окончательно утвердился сёгунат семьи Токугава. Из Японии изгнали всех иностранцев, было запрещено христианство.
В 1705 году Миямото Мусаси, наиболее известный самурай в Японии, начал свою военную карьеру. До своего тридцатилетия Мусаси дрался и победил в 60 схватках. Он основал собственную школу “Ни Тэн Ити-Рю” и учительствовал много лет. Ему принадлежат книги “Горин Но Сё” (“Книга пяти колец”) и “35 статей искусства фехтования”.
В 1704 году 47 ронинов Асано Наганори совершили месть за смерть своего сюзерена, за что были осуждены к харакири. И за порогом смерти они обрели бессмертие, став для потомком образцом чести и героями сотен повестей, пьес и рассказов.
Это был век появления этого клинка на свет.
Второй раз меч был укорочен, скорее всего, перед второй мировой войной, что бы хоть как-то войти в стандарты строевого оружия. Но на этот раз на четыре сантиметра была уточена область под хабаки, подвинув её вперёд по мечу. Видимо кто-то из рода хранителей меча был призван в армию, и пошёл на службу не с «новоделом», а родовым мечём, «одев» его предварительно в строевые ножны.
Ко мне он пришёл совершенно больным. Блёклый, с утраченной полировкой, искривлённый. Он хмуро лежал в убогих «квантунских» ножнах - уставных ножнах квантунской армии.
Чем он меня задел?
Каким-то странным выбиванием из канона. Своей «нестроевой» длинной. Почти метровый меч более чем на 20 сантиметров выбивался за уставные параметры. Тяжёстью. Длинной рукоятки. Странным, хотя и плохо просматривавшимся тогда хамоном. Длинной, обрубленной на конце подписью.
Но тогда я ещё не знал что это меч Тадацуна.
Я забрал его.
Умелые и чуткие руки двух русских полировщиков почти три месяца восстанавливали его. Возвращали ему первичную форму и геометрию, очищали от царапин, открывали хада и хамон. И после этого он в новых шира-саи – ножнах для хранения, лёг в катана-какэ на стене моего кабинета.
…Рядом дремал запьянцовский мужичёк, обхватив руками тертый, старый портфель. Народу было много. Неожиданно в вагон зашла пожилая женщина и остановилась прямо напротив меня. Её расчёт был точен – я встал и уступил место. Как только она села, я оказался стиснутым людьми. Черный пластиковый пакет, в котором был замотан меч Тадацуна, оказался прижатым к спине милицейского сержанта.
Мне стало смешно и тревожно.
Смешно потому, что странная судьба у антикварного оружия в Москве - путешествовать почти исключительно в пластиковых мусорных пакетах. Они (эти пакеты) как-то идеально оказались к этому приспособлены.
А тревожно потому, что вез я меч в то время, когда поправок к закону об оружии, разрешающих ношение и хранение холодного оружия ещё не было. Мало ли что взбредёт милиционеру в голову. Знал бы он, что к его спине прикасается оружие, чей возраст составляет одиннадцать поколений (!!!) этого милиционера!
Как причудлива судьба этого меча!
Пройдя через десятки битв и поединков, он был пленён в далёкой Манчжурии, утратил хозяина и как Ронин – самурай, потерявший своего господина и опозоренный этим, он отправился в своё долгое путешествие по чужой ему России.
Его доставали на свет, рассматривали как экзотическую диковину. Им хвалились. Им рубили воздух. Иногда на европейский манер фехтовали. Кто-то пытался разрубить им гвоздь… Его продавали, передаривали, изымали и вновь продавали, дарили. Он прошёл через тысячи грубых и безжалостных рук.
Утратил полировку, получил зазубрины, как морщинами покрылся царапинами.
Эти гейдзины - варвары презирали его Возраст и не понимали его Силу.
Но почему хозяин, знавший всё это и чтивший, расстался с ним? Почему он его бросил?
Я не мог ответить ему на эти вопросы.
Но в моих силах было дать ему хоть на какое-то время покой.
Кто я в его судьбе?
Один из тысячи варваров, которые считали себя его хозяевами, не понимая, что принадлежит он только создавшему его Мастеру и Времени.
С тех пор я мог не раз расстаться с ним.
Много раз я получал хорошие предложения. Хорошие потому, что имеющийся на клинке кидзу – повреждение – едва заметная трещинка на хамоне, резко снижали его цену и в глазах некоторых коллекционеров делали его «обычным», «не дорогим»…
Но не знаю почему, я хранил его и ухаживал за ним, хотя за эти годы через мои руки прошло несколько десятков хороших и даже очень хороших мечей, и можно было не раз поменять его на меч без кидзу.
И однажды что-то изменилось в нём. Точнее, в его отношении ко мне.
Оскорблённый варварами, их обращением к нему, он молчал почти пятьдесят лет.
Он бы умер, сгнил или сломался об очередной гвоздь или стальной уголок, на котором так любят варвары «испытывать» клинки, но не назвал никому своё имя.
Но что-то изменилось в нём. Я постепенно перестал быть ему чужим. И однажды настал день, когда он назвал мне своё имя.
Оно пришло в письме японского общества хранителей меча.
Это был меч выкованный мастером Тадацуна!
Поезд остановился.
Я вышел на перрон.
Сквозь пальцы я чувствовал как жадно и настороженно в темноте ножен меч вслушивается в окружающий мир. Может быть, его опять продают? Его вновь бросают? Но лёгким нажатием я успокоил его. Всё хорошо! Это просто очередная дорога. Просто сегодня он должен был встретиться с теми, кого не видел почти пятьдесят лет.
Через сорок девять лет и три месяца в пустом холодном зале меча вновь коснулись руки японца. Он был извлечён на свет знаменитым мастером Кен-дзюцу, и меч мгновенно почувствовал руку фехтовальщика. Заполнил её своей силой.
Это свидание длилось несколько минут. Японец долго изучал меч, рассматривал его. В глазах японца я прочитал растерянность. Потом он молча вложил его в ножны и протянул мне. И я принял его, потому, что это был мой меч.
И меч молча принял это. Может быть, его душа стремилась на Родину, но честь не позволяла ему предать меня, и он принял свою судьбу – остаться в стране варваров рядом с тем, кто подобрал и выходил его.
Так я стал хранителем меча Тадацуна…
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →